– Выглядит знакомо, – говорит он, бросив на нее лукавый взгляд.
– Ты все это время следил за мной? – шепчет она.
– Конечно. Разве не ради этого все затевалось?
Они смотрят друг другу в глаза, и ее сердце начинает биться быстрее.
– Я вообще-то слабо себе представляю, ради чего все это затевалось, – негромко произносит она. – Почему ты не сказал мне, где ты взял альбом с негативами? Почему не сказал, что это фотографии моей прабабушки, что альбом принадлежит моей семье? Я думала, ты его украл, как и картины…
– Мне хотелось, чтобы ты сама до этого дошла, негатив за негативом. Я думал, тебя это развлечет.
Опять это жуткое слово, от которого ей сразу представляется великосветское застолье с чаем и фальшивыми улыбками.
– Развлечет? – цедит она, закипая от гнева. – Ты втайне от меня ездил к моему брату в Нью-Йорк. Зачем тебе это понадобилось? Почему ты мне ничего не сказал?
– Потому что знал: если я скажу тебе, что хочу встретиться с Маттиа, ты начнешь меня отговаривать, – совершенно спокойно отвечает он.
Она закусывает губу. Тео прав. Она бы запретила ему ехать.
– Валентина, – мягко добавляет он. – А ты изменилась.
Она непонимающе смотрит на него. Что он имеет в виду?
– Когда я переехал жить в твою квартиру, тебя стало бросать то в жар, то в холод. В одну минуту ты хотела заниматься безудержным сексом, в другую злилась на меня без повода.
– А ты тоже хорош, – защищается она, не желая признавать, что он прав. – Втихомолку подворовываешь картины, исчезаешь на несколько дней, не сообщая куда. А потом еще моего брата выслеживаешь.
– Это другое. Я в своих чувствах к тебе всегда был последовательным. С самого начала, – добавляет он. – С той ночи, когда мы первый раз встретились.
Она фыркает.
– Смешно, ей-богу. Тео, откуда ты можешь знать, что ты чувствовал, когда первый раз меня увидел. Ты же тогда совсем меня не знал. Мы даже не разговаривали.
Он немного наклоняет голову набок и улыбается, хотя в глазах видна печаль.
– Может быть, ты права, Валентина, ведь с той самой минуты, когда я стал жить у тебя, ты не перестаешь напоминать мне, что никогда в жизни не сможешь полюбить меня. – Он делает глоток эспрессо. – Когда мы вернулись из Сардинии, я собирался уехать. Но ты потеряла ребенка, и… Я не мог тебя оставить.
Печаль в его взгляде еще больше злит ее. Он не имеет права заставлять ее чувствовать себя виноватой.
– Мне не нужна была твоя жалость! – выкрикивает она. – Как ты посмел оставаться со мной из-за жалости?
– Нет, Валентина, ты не поняла. – Он заглядывает ей в глаза, и ее злость начинает утихать. – Я правда хотел попробовать найти способ изменить отношения. Когда мы только начали встречаться, все было так хорошо! Я хотел вернуть ту жизнь. Поэтому встречался с Маттиа. Я хотел узнать о тебе побольше.
– Мог бы меня спросить.
– Не мог, потому что ты бы не стала рассказывать. По крайней мере о чем-то важном.
Валентина опускает взгляд на стол, на пустую чашку. Она начинает осознавать, что двигало Тео, но как к этому отнестись, пока не понимает. Она продолжает злиться на него за то, что он сует нос в ее жизнь, за встречу с Маттиа, но он действительно любил ее, с их первой ночи вместе. Возможно ли такое? Или он обманывает себя?
– Но зачем ты взял у Маттиа альбом? – спрашивает она, решив обойти скользкий вопрос стороной.
– Он сам предложил. Сказал, что ты сможешь напечатать фотографии. Когда я вернулся домой и посмотрел негативы на твоем световом коробе, у меня появилась идея. Я решил, что попытаюсь достучаться до тебя в твоем стиле. Если я постепенно проведу тебя по всем этим фотографиям, ты, возможно, услышишь мое послание. Мне показалось, так будет проще, чем заставлять тебя слушать мои объяснения.
– Что же это за послание? – спрашивает она, изумленная тем, на какие ухищрения готов идти этот человек, чтобы добиться ее.
– Ты еще не поняла?
Он пронзает ее взглядом. В этот миг она вспоминает, как часто считала его ледяные голубые глаза страшными, но сейчас они кажутся совершенно чистыми и прозрачными, как небо. Злость рассеивается. Ей вдруг становится стыдно… За то, что не доверяла ему, за то, что закрывалась в себе и не подпускала его…
– Это эротика. Как видно, моя прабабушка, жившая в двадцатых годах, была женщиной довольно свободных взглядов.
Не выдержав взгляда Тео, она опускает глаза на альбом, лежащий у него на коленях.
– И я чувствую какую-то совершенно невероятную связь с ней.
Тео накрывает ее руки ладонями, и по телу Валентины как будто проходит электрический разряд. Он точно зажег свет в ее сердце. Если бы они сейчас не были на площади Сан-Марко среди белого дня, она бы тотчас бросилась на него.
– Я тоже так решил, – говорит он. – Когда увидел негативы, сразу понял, что это настоящая эротика. Потом вспомнил те снимки, что ты сделала в Венеции, и подумал: а это хороший способ общения. Если Валентина увидит связь между собой и этой удивительной женщиной из прошлого, может быть, она услышит мое послание.
Разумеется, эти фотографии – нечто большее, чем образы прошлого. Они – часть ее истории. Они часть ее самой.
«Он хочет, чтобы я открыла ему сердце», – в отчаянии думает она, изо всех сил стараясь не показать чувств.
– О чем рассказали тебе фотографии? – спрашивает он голосом тихим и хрипловатым.
Она отворачивает лицо, чувствуя себя странно нервной и смущенной.
– Они очень сексуальные.
Тео хмурится, и она понимает, насколько жалко звучит ее ответ.
– Это все?
Она поворачивается к нему, встречается с ним взглядом. Во рту вдруг становится сухо, и она облизывает губы.