В дальнем углу собралась толпа. Белль пытается рассмотреть, что там происходит, но сквозь тела ничего не видно. Допив напиток и отдышавшись, она встает из-за стола, подходит и начинает протискиваться между моряками. Она до того маленькая и хрупкая, что они принимают ее за мальчика и пропускают. Но что там происходит, пока не видно, зато хорошо слышен голос человека, разговаривающего на идеальном итальянском, только с иностранным акцентом.
– В общем, братцы, дела у нас были хуже некуда, – произносит человек. – Мы с Раулем думали, что уже не выберемся. Но удача была на нашей стороне. Когда нас вели на верную погибель, с горы слетели какие-то головорезы и, представьте, напали на нашу охрану. Началась суматоха, поэтому нам с Раулем удалось сбежать. Со связанными за спиной руками мы летели по склону каменного ущелья к морю. Моря не видели, но слышали, как оно, наш дорогой спаситель, разбивает буруны о скалы. Поверьте, когда руки у тебя связаны, а под босыми ногами копошатся скорпионы и змеи, удержаться на том предательском ущелье и не рухнуть вниз совсем не просто. Мы все же добрались до берега. Там развязали друг друга. Это было довольно трудно, из-за чего наше спасение немного отложилось. Порыскав по берегу, нашли небольшую лодку, даже не лодку, а корыто какое-то, но нам тогда, братцы, было не до красоты… – Тут все в таверне рассмеялись. – Запрыгнули мы в эту лодку и давай грести что есть духу. И как раз вовремя, потому что, только мы успели немного отплыть, на берег выскочили те бандиты и принялись махать отрезанными головами наших стражников. – Кое-кто из молодых матросов ахнул. – Что они этим хотели сказать, было понятно. Если бы стражники наши не были такими тварями, мне бы даже стало их жалко. А так я только помолился. Надеюсь, молитва моя помогла их отлетающим душам.
Долго мы болтались с Раулем по бескрайним Китайским морям. Четыре дня мучений, братцы. Когда языки у нас распухли, а жажда стала невыносимой, мы подумали, что лучше бы нам отрезали головы. Теперь мы перестали понимать, в какую сторону нас несет. Последние надежды уже почти покинули нас, когда однажды мы на горизонте увидели лодку. Потом еще одну и еще. Мы доплыли до Гонконга. В порту только и могли, что, словно два новорожденных, открывать беззвучно рты, прося воды, – в горле у нас так пересохло, что мы не могли говорить. Какая-то старушка с ведром, боюсь, не очень свежей воды влила в нас несколько черпаков. И та гнилая вода показалась мне вкуснее всего, что я в своей жизни ел или пил.
Слушатели весело шумят и поздравляют рассказчика с чудесным спасением. Белль вытягивает шею, стараясь увидеть его, но толпа слишком плотная. Она проталкивается дальше, и здоровенный докер, возникающий перед ней, наконец пропускает ее вперед. За столом с большой кружкой пенного пива сидит существо совершенно дьявольского вида. Инстинктивно она понимает: это тот самый высокий, стройный моряк, которого она видела на днях, возвращаясь домой. Откуда Белль знает об этом? Она догадалась по тому, как он развалился на скамье, по линии плеч, очертанию подбородка. У моряка настолько черная шевелюра, что на его фоне ее волосы кажутся тускло-коричневыми, а глаза у него сияют всеми оттенками синего, словно вобрали в себя цвет тех океанов, которые он избороздил.
– Расскажи еще что-нибудь, Сантос! – кричит кто-то.
– Нечего мне больше рассказывать… Это мое последнее приключение. Но ведь здесь Венеция, братцы. Город тайн и волшебства. Наверняка тут случится что-нибудь интересное.
И как только он произносит эти слова, взгляд его падает на Белль. Он смотрит ей прямо в глаза, и на лице его появляется недобрая улыбка. «Он знает, – думает она, охваченная паникой. – Он видит, что я женщина».
– О да, – говорит он. – В Венеции много тайн, которые я хотел бы раскрыть.
От его тяжелого взгляда ее сердце уходит в пятки. Еще никогда ей не было так страшно. Она разворачивается, сломя голову выбегает из таверны и останавливается только у двери своего дома, где минуту стоит, переводя дыхание и прислонившись лбом к холодной деревянной панели. Она пытается успокоиться, бранит себя за глупость, но понимает: сейчас случилось нечто необычное. Ибо Белль только что увидела свою судьбу.
Перед глазами Валентины густая темнота. Не видно ни зги. Повязка сделана из плотного черного бархата, который не пропускает ни единого лучика света. Она напугана и в то же время теряет голову от блаженных ощущений, пронзающих ее тело. Одна из девушек дразнит ее языком, а вторая нежно ласкает грудь. Она чувствует, как палец легонько очерчивает на ней овал и осторожно вжимается в мягкую плоть. Она ахает, забыв о привычной сдержанности. Роза и Селия продолжают игру. Похоже, они мастерицы своего дела, знают, как довести ее до самого края и в последний миг отступить, чтобы ей все сильнее и сильнее хотелось достигнуть финала. Она пытается представить, как они выглядят со стороны. Такую картину Валентина не смогла бы фотографировать. Сама она обнажена, глаза завязаны, руки и ноги привязаны к кровати шелковыми лентами. Две молодые женщины обвивают ее, точно греческие нимфы. Она полностью открыта для них, и этот риск, это всецелое доверие неизвестному представляются невыносимо притягательными.
Ей кажется, что все вокруг нее тает, а кровать начинает покачиваться, словно лодка. Валентина постепенно погружается в мир фантазии. Так вот почему эту комнату называют Атлантидой. Она попадает в некое потерянное место, сокрытое где-то глубоко внутри нее. Она представляет, что одна из девушек развязывает ее, а вторая снимает повязку. Она все еще дрожит от близости оргазма, но девушки просто сидят и улыбаются ей, сложив ноги в позе лотоса. Соски их возбужденно торчат, как будто в ожидании. Рыжие волосы Розы развеваются на ветру, пока кровать-лодка качается на неспокойных водах моря. Валентина в изумлении озирается. Крашеные голубые стены комнаты исчезли, теперь вокруг них раскинулся океан. Она замечает землю, но далеко-далеко.